С места - в карьеру. Почему в обществе происходит скрытая война возрастов

Современное общество продолжает держать очень высокий спрос на молодых работников. Молодежные фракции политических партий остаются самыми интересными субъектами политики, а молодежные акции порождают новый социальный стиль.

Почему общесто так ценит молодых, каковы границы молодости, что делает молодежь рынком, что происходит с другими возрастами - об этом наш разговор с научным сотрудником Института социологии РАН Дмитрием Териным.

Российская газета: Молодость и молодежь были всегда...

Дмитрий Терин: Ну, в XIX веке, например, современного понятия " молодежь" не было. Ни у нас, ни в мире.

РГ: А вот что, кстати, в Словаре Даля 1914 года издания есть слова: "молодятина" со значением "молодежь, молодежникъ и молодь", младость, молодость - "юность, состояние молодого, пора и возраст до средних лет, младенчество, отрочество, юношество, иногда начало возмужалости". А молодежь означает молодые люди обоего пола, но более мужчины.

Терин: Да, слово "молодежь" не означало то, что означает сейчас. Раньше не было специального периода времени под названием "молодость". А также не было молодежной моды, специфического молодежного языка, набора понятий, тем. Субкультур молодежных не было.

РГ: Это у кого же не было молодости? У няни Татьяны Лариной?

Терин: Конечно, какая молодость, когда в 13 лет замуж. Нет характерной для молодости совокупности ролей.

РГ: Что это за совокупность ролей?

Терин: Долгое ученичество. Выбор профессии. Увеличился - стал самостоятельным и довлеющим - период получения образования. Человек больше ничего не делает, только учится - это его главная задача. А какой у крестьянина был выбор профессии?! Землю пахать? А сегодня - долгая подготовка к профессии, а потом, может быть, и перемена ее. У нас в России в результате коллизий 90-х годов возник рынок совершенно новых профессий, резко изменились ценности, статусы, народ стал срочно переучиваться, это многим продлило молодость: опять себя чувствовать студентами, получая MBA в 50 лет!

РГ: Такое ощущение, что сегодня быть молодым - дикое преимущество: на работе требуются молодые, на телеэкране, на рекламном плакате.

Терин: Объявления "Требуется менеджер со знанием двух иностранных языков и в возрасте до 35 лет" встречаются повсюду. Часто сегодня только молодой человек может рассчитывать на хороший оклад. Мне кажется, тут дело в том, что хозяин примерно такого же возраста и ему проще договариваться с человеком своего поколения. Разница между деловыми поколениями в других странах не такая большая, поскольку у них не было столь резких изменений, как у нас в начале 90-х. В результате у нас положения поколений очень сильно различаются, а проблема старших возрастов остается одной из главных нерешенных проблем. Есть такой термин "эйджизм" (от английского age - возраст) - дискриминация по возрасту. У нас она сегодня очень заметна.

РГ: Так было не всегда?

Терин: В традиционном обществе, которое "смотрит назад", воспроизводит традицию, очень высока ценность тех, через кого она передается, то есть стариков. Старики знают, как было. А как было, так оно и дальше будет. Старики, особенно в бесписьменных обществах, являются основными каналами трансляции знания - ритуалов, мифов. В таком обществе есть, конечно, какие-то инновации, но они не так важны. Поэтому там высока ценность старших и вообще всех возрастов. И воины нужны молодые, и дети. Хотя иногда в таких обществах, испытывающих ресурсные трудности, искусственно подсокращают количество детей. Австралийские аборигены, например, откочевывая, оставляли "лишних" детей на стоянках.

А современное общество поворачивается лицом вперед. Ценность традиции становится минимальной, зато, наоборот, ценно то, что ново. Причем зачастую ценно только потому, что ново. (Заметьте, почти вся реклама начинается со слов: попробуйте новый продукт. И раз раньше не было, действительно, надо непременно попробовать.) А новое поколение обладает большим объемом знаний, чем предыдущее. А те, кто был раньше, тянут назад, тормозят своими полученными в детстве, юности и в зрелые годы навыками, задерживают развитие. Ну, их не будут оставлять на стоянках, как австралийские аборигены младенцев, им дадут пенсию, но не более того.

РГ: Получается, что происходит что-то вроде скрытой войны возрастов?

Терин: Это одна из самых главных проблем современного общества во всем мире: минимальная ценность старших возрастов. Хотя, правда, президент ФИАТа может руководить гигантской корпорацией и в 80 лет, но на всех же ФИАТов не хватит. Творческий труд спасает от эйджизма, но опять же не каждый человек - поэт или художник. Абсолютному же большинству остается пенсия, да в развитых странах - туризм. А массовых профессий, где нужны люди 60-70 лет (продолжительность жизни в развитых странах все удлиняется), нет.

РГ: А ценность молодежи при этом продолжает расти?

Терин: Молодежь воспринимается чуть ли не самым главным ресурсом. Ресурс же тем ценнее, чем он реже. А молодежи, если приглядеться, мало, особенно в развитых странах. Поэтому на глазах происходит "молодежнизация" жизни. Молодость удлиняется, теперь и в 30, и в 40, и в 45 человек часто считается молодым.

РГ: Особенно в академии наук... А какие возрастные границы у молодости?

Терин: В разных статистиках по-разному. Раньше 28 лет - выход из комсомола - были такой формально-неформальной верхней границей молодости. С 14 до 28 - хорошие границы.

РГ: Сегодня много говорят о специальной молодежной политике.

Терин: Мне кажется, это все идет не из высоких соображений, а связано с осознанием, что молодежь - рынок, и диктуется стремлением на молодежи заработать. Но для того чтобы на ней заработать, нужно ее услышать, усвоить язык, которым она говорит. Но поскольку у нас из-за бедности людей не очень развит внутренний рынок, может быть, поэтому и молодежная политика не очень развита и богата.

РГ: А почему молодежь "субкультурна"?

Терин: Для молодого человека принадлежность к группе важнее, чем для человека другого возраста. Разделяя групповые стандарты внешнего вида, поведения, проще опознать "своих", а для молодых людей особенно важно быть в какой-то группе "своим".

РГ: А как появляется та или иная субкультура?

Терин: Если у нас сегодня вовсю говорят о политическом рынке, а имидж политика воспринимается как некий продукт, который рынок либо примет, либо нет, то почему бы не говорить о рынке идей. Или форм поведения.

РГ: Ого, получается, какие-нибудь готы - это новая форма поведения, выброшенная кем-то на рынок?

Терин: А на что нужны креэйторы в разных фирмах? Разве не для того чтобы понять, чего еще нет, что еще никто не производит, но что, может быть, кто-нибудь уже готов купить? Кстати, прекрасный пример - мобильные телефоны. Все произошло на наших глазах - триумф "Нокиа" и поражение "Эриксон". В "Эриксон" полагали, что мобильники будут нужны исключительно деловому человеку, чтобы вовремя сообщить о том, что контракт подписан или курс акций упал, а в "Нокиа", в какой-то момент почти разорившемся, решили, что мобильники станут средством коммуникации молодежи и развлечением - и это решение оказалось правильным. И теперь "Нокиа" - лидер рынка. Этот рынок породил следующие рынки: торгуют такими удивительными вещами, как картинка на экран мобильника и мелодии.

РГ: Ну а можно представить ситуации, что ты рождаешься и не можешь обойти ситуацию посвящения в субкультуру: должен стать либо готом, либо скином?

Терин: Думаю, что за пределы рациональности это все равно не выйдет: люди, чье поведение совсем уж иррационально, перестают быть рынком. Со всеми вытекающими последствиями. А если ты не рынок, ты неинтересен.

Источник: «Российская газета», http://www.rg.ru/2006/11/14/vozrast.html